Хроники безвременья. Алиса Ганиева
Лебедева Мария Николаевнавсе статьи
Аннотация
Статья посвящена литературной деятельности прозаика А. Ганиевой, анализу ее художественной и документальной прозы, а также образу самой Ганиевой в глазах критиков и читателей. Ворвавшаяся в современность на волне мистификации (ее первый роман о Кавказе «Салам тебе, Далгат!» вышел под мужским псевдонимом), оказавшись признанным автором «дагестанской прозы», Ганиева ведет себя здесь по-журналистски отстраненно, даже в художественной литературе наблюдая за происходящим со стороны.
Ключевые слова
А. Ганиева, Л. Брик, современная русская проза, «дагестанская проза», нон-фикшн.
© 2020, Лебедева М.Н.
Никто ведь не выбирал, в которое время рождаться. Закинутая в наш век, Алиса Ганиева ведет себя решительно и уверенно, о чем бы ни пошла речь — творчестве или активизме, говорит об острых социальных проблемах, но при всем при том именно потерянность во времени, попытка развести наносное и вечное — основа ее прозы.
Ганиеву знали и узнавали прежде всего по дагестанскому колориту: загадочные «лесные», осуждаемые «закрытые», опасные «бородатые», всесильный полумифический Халилбек, кочующий из романа в роман… Стремясь избавиться от этого ограничивающего ярлыка, последние две книги писательница посвящает российским реалиям — биографию «Ее Лиличество Брик на фоне Люциферова века» (2019) и сатиру «Оскорбленные чувства» (2018), задуманную отразить «сегодняшний климат в России, климат неустойчивости и кляузничества» [Для русского… 2018].
Город N и малопонятное время в последнем романе вобрали в себя признаки условной России, но рисуют портреты властных лиц — и называть это современным столь же странно, как доказывать противоположное: лубочная картинка с похотливым попом и продажным вельможей из века в век практически неизменна; переменись вдруг весь мир — госучреждения и принадлежные им поддадутся последними, слишком весомы скрепы, ритуалы, иерархия.
«Сама Ганиева является известной деятельницей оппозиционного движения, активно участвует в политических акциях вроде митингов за освобождение режиссера Сенцова, так что бытие определяет сознание — и новый роман, «Оскорбленные чувства», лишний раз это подтверждает. «Оскорбленные чувства» написаны в жанре политической сатиры, такой очерк нравов правителей современной России» [Толстов 2018], — уверяют читатели. Однако то, что Алисе Ганиевой близок протест против несправедливости власти, можно понять исключительно из ее текстов, даже не обращаясь к гражданской активности писательницы. Вряд ли дело тут только в определяющем сознании бытии; скорее, эта сатира отражает один из двух актуальных способов видеть настоящее.
Оптика решает, и ганиевский Виктор в «Оскорбленных чувствах», с удовольствием смакующий подробности пыток, ничуть не менее реалистичен, чем «Русская школа йоги», где абсурд высвечен именно за счет сопоставления медитативной практики и насилия; ироничные ганиевские описания бытовой магии что у дагестанцев, что у русских так же имеют право на существование, как и предельно серьезный магический реализм Е. Некрасовой 1.
Ганиева и Некрасова — авторы одного поколения, поэтому естественно, что их зачастую занимает одно и то же: патриархальное прошлое и его абсурдное просвечивание сквозь современность, семья и религия, образ современной женщины et cetera, но подход к этим темам у писательниц принципиально различен. Ганиева смотрит на происходящее с точки зрения стороннего наблюдателя; Некрасова воспринимает его изнутри. Как будто бы есть наша привычная реальность — и есть кривое зеркало, в котором она отразилась выпукло и карикатурно: «Горгород» Оксимирона, комиксы Corruptor’а, «Оскорбленные чувства» Ганиевой… А дальше, глубже — зазеркальная действительность, фантастический мир запределья, где кровавый клип Shortparis «Как закалялась сталь», где проект «Самый темный час» А. Железновой, где «Калечина-Малечина» и «Сестромам» Некрасовой…
В одном случае — контрастные краски, сатира и упрощение: куклы-марионетки отыгрывают спектакль, намеренно доведенный до абсурда, чтобы зритель не сошел с ума от узнаваемости мотивов. Пустые взгляды героев художника с ником Corruptor, нуарный Горгород со всемогущим Мэром и «Оскорбленные чувства» без чувств, с одними рефлексами, — артефакты одной и той же реальности. Этот ура-патриотизм, эта продажность власть имущих, эти потемкинские деревни скрывают мерзость и запустение. Потому и не страшно, потому и не жаль никого: перед нами — словно утрированные сводки новостей, виденных тысячу раз.
В другом — метафоры и мифологемы призывают взглянуть на проблему иначе, порождают сложное переживание. Как если бы из панелек выросли вдруг дворцы и лабиринты, шинные лебеди устремились в небо: все привычные глазу картины «России для грустных» обретают вдруг смысл и глубину. Холеные лица чиновников у Железновой схожи с пародийными образами лишь на поверхностный взгляд (и, надо сказать, таковыми и воспринимались, когда первые арты разошлись по Сети), насилие как культурный код у Shortparis — не та проблема, которую можно устранить лишь законами и сменой властных лиц. Это принципиально другое видение и совершенно иной язык: от отстраненности — к остранению.
Первый зовет к борьбе с системой и сочувствию обиженным, второй — внешне антипротестный, ставящий человека выше любой теоретической справедливости и вызывающий в памяти куда более древние правила.
(Читать с сайта)
См. статью о ней в прошлом номере «Вопросов литературы»: [Погорелая 2020].[↩]
